Вот уже пять лет 12 марта каждого года известная международная организация «Репортёры без границ» отмечает день борьбы с цензурой в интернете. Пожалуй, в российской медиа-среде это не вызвало бы никакого всплеска в обсуждении и без того вечной проблемы государственной политики в области информации, если бы не одно обстоятельство.
Галина Тимченко, главный редактор Ленты.ру, пожалуй, самого популярного русскоязычного СМИ, руководившая изданием последние 10 лет, внезапно оказалась отправлена в отставку. На её место был сразу же назначен Алексей Гореславский, 6 лет назад возглавлявший интернет-проект Взгляд.ру.
Само собой, подобные перемены вызвали многочисленные восклицания и упрёки в адрес медийных олигархов, кремлёвского руководства, общей пассивности российского народа. В очередной раз тиражируются разнообразные эпитафии отечественной журналистике — «полный конец», «вот и всё», «это последний шаг» и т.п. Со всех сторон звучат предложения по спасению уникальных творческих коллективов. Впрочем, хватает среди этих возгласов и откровенного злорадства, а подчас — и вовсе неприкрытого сумасшествия.
Надо признать, обсуждаемые перемены вовсе не являются пустяком, ведь ежемесячная аудитория Ленты насчитывает почти 12 миллионов пользователей (за минувший месяц она увеличилась до 20 млн), публикуемые на ней материалы регулярно цитируются и обсуждаются в блогосфере, а круглосуточный режим работы позволяет ежедневно знакомиться с самыми последними новостями.
Хронология стремительно развивавшихся событий, начавшаяся с вынесения Роскомнадзором предупреждения за интервью с деятелем украинского Правого Сектора, позволяет подвергать справедливому сомнению комментарии о том, что само решение продиктовано исключительно коммерческими соображениями.
Тем более, не секрет, что безусловно не являясь политическим движением, общественной организацией и вообще какой-то монолитной в идеологическом плане структурой, Лента была ориентирована достаточно оппозиционно. Выражалась она как в освещении различных событий, связанных с основными политическими ньюс-мейкерами, так и в наличии фирменной тонкой иронии, с которой комментировались очередные государственные шаги и намерения.
Само собой, оценки и мнения, размещавшиеся на Ленте, зачастую были фактически полярны той дисфункционально-гротескной картине текущих событий, которую дают охранительские (в широком смысле) ресурсы и авторы. Этот контраст выражался и в откровенных симпатиях к «европейским» свободам и идеям, которые выражались колумнистами и прочими авторами Ленты, и которые в целом весьма характерны для столичной интеллигенции.
Разделяющие подобные взгляды публицисты, да и рядовые пользователи Фейсбука, то и дело следуют достаточно странному социальному делению, вошедшему в моду в период протестов 2011-2012 годов. В рядах своих сторонников им видятся образованные, интеллигентные, гуманные и, конечно, уже благодаря одному этому, невероятно европеизированные жители мегаполисов. С другой — архаичные, мрачные и жестокие, азиатские по менталитету массы, представленные некоторыми бюджетниками, да и вообще жителями менее благополучных российских регионов.
Долгожданное движение навстречу Западу, происходившее, по распространённому мнению, в период Ельцина, видится этой условно либеральной публике в расширении личных прав и свобод, ослаблении властного гнёта в области искусства и культуры, поощрении творчества и инициативы. Противоположные тенденции — это, конечно, удушливая атмосфера государственного контроля, товарный дефицит, тупая и властолюбивая бюрократия, примат производства танков над личным семейным счастьем.
Не пытаясь найти искусственные примеры, можно обратить внимание на паблик Ленты в социальных сетях. Там в комментариях под почти каждой новостью обязательно разворачивается дежурная дискуссия, где ораторы, разделившись на две условные команды, энергично агитируют за и против «азиатской деспотии». Примечательно в этих поединках лишь то, насколько обе стороны являются зеркальным отражением друг друга, представляя одинаково неадекватные модели современной цивилизации (пусть и с разными знаками).
Этим же грешит и прощальное заявление редакции Ленты, где сотрудники сокрушаются настигнувшей их цензуре. Ведь если коллектив издания открыто и не очень выражает симпатии персоналиям и политическим силам, предлагающим решительно «продолжить» движение в сторону «правильного», европейского капиталистического общества, то в чем им видится проблема? В конце концов, собственник волен распоряжаться своей собственностью так, ему заблагорассудится, в том числе и полностью игнорируя интересы и стремления своих наёмных работников. И уж тем более удивительно претензии к олигархическому самодурству звучат со стороны деятелей, открыто провозглашающих своей целью начало периода новой приватизации.
Подобная трагическая двусмысленность вообще пронизывает сознание, тексты и программные тезисы тех, кого принято называть «либеральной оппозицией».
Её представители хотят свободы и творчества, но не хотят жёсткого трудового законодательства и повышения госрасходов.
Страдают от того, что «просвещённая» часть общества ежегодно мельчает — но противятся прогрессивному налогообложению и равному доступу к базовым социальным услугам.
Критикуют власть за давление на бизнес — но не понимают, что воспеваемый ими капитализм оставляет России исключительно периферийную роль, в которой авторитарная власть и примитивный бизнес всегда сливаются воедино.
Самостоятельно лишая себя любой широкой поддержки, представители право-либеральной интеллигенции оказываются обречены на маргинальные, нишевые масштабы собственной деятельности. Разумеется, если не удастся завоевать симпатии очередного «просвещённого, по-европейски мыслящего предпринимателя».
Однако если коллектив талантливых авторов и технических сотрудников занимается идейным и информационным оправданием попыток этих самых предпринимателей лишить основных гарантий и прав большинство населения, наивно рассчитывать, что для них самих эти гарантии будут вечными. Общество, построенное на идеях социального апартеида, не будет жалеть даже самых остроумных и талантливых своих членов, как бы сильно им ни хотелось верить в личную исключительность.
