Евромайдан. 24 ноября 2013 года © svoboda.org
Несколько лет назад, когда в России разворачивалась кампания против вступления страны во Всемирную торговую организацию, изрядная часть левых недоумевала — зачем нам вмешиваться в спор между сторонниками свободной торговли и протекционизма? Это “буржуазный вопрос”, повторяли они, разве может для нас иметь значение то, как устроен капиталистический порядок. Ясное дело, в их воображаемом мире, где все проблемы разом решаются одномоментной “социалистической революцией”, ни один вопрос текущей жизни не имеет серьезного значения. Но точно так же и деятельность этих левых не имеет никакого значения в текущей жизни.
Вопрос о протекционизме или открытом рынке имеет огромное значение именно с точки зрения интересов работающих людей, поскольку от избранного пути зависит, будет ли развиваться промышленность, будут ли создаваться квалифицированные рабочие места, будет ли расти заработная плата. Левые интеллектуалы и активисты, игнорирующие подобные вопросы, на самом деле демонстрируют полнейшее безразличие к интересам рабочего класса. Ведь от состояния промышленности зависит, будет ли он увеличиваться численно или деградировать и сокращаться, будут ли позиции труда более слабыми или более сильными по отношению к капиталу.
Левые публицисты постоянно говорят про социальные противоречия, произносят гневные речи по поводу упадка образования и развала медицины, но далеко не всегда оказываются в состоянии связать происходящее с общими вопросами экономической политики, с дебатами, которые ведутся в официальной прессе, с выбором стратегии развития. Отделываясь общими словами о невозможности решить ту или иную проблему при капитализме, они упорно не желают понять, что никто и никогда не пойдет за людьми, заранее объявляющими о невозможности и нежелании решать конкретные проблемы здесь и сейчас. Поразительным образом подобная позиция очень часто оборачивается готовностью пассивно примкнуть к тем или иным поднимающимся политическим силам — совершенно не левым и не прогрессивным — в тот момент, когда массы вдруг активизируются. И активизируются они отнюдь не под левыми лозунгами просто потому, что левые никаких лозунгов для текущего дня даже и не предлагают.
В результате одни и та же драма или, скорее, комедия разыгрывается поочередно в России и Украине, не давая практически никаких результатов для левого движения, несмотря на всеобщее социальное недовольство. Очередным её актом стали протесты в поддержку евроинтеграции, охватившие Киев после того, как президент Янукович отложил подписание договора об ассоциации Украины с Европейским Союзом.
Аргументация обеих сторон в этой дискуссии была откровенно демагогической: сторонники договора рассуждали про демократические ценности, почему-то связываемые в массовом сознании с Европейским Союзом, который на деле является бюрократическим учреждением, душащим демократические институты в странах Запада.
Противники договора, напротив, рассуждали о торжестве гомосексуализма в европейских странах и взывали к “традиционным ценностям”. Социальная тема сводилась к вопросу об отмене виз для украинцев, мечтающих уехать из собственной страны куда-нибудь в более приличное место. Между тем никто не задавался вопросом о том, зачем западноевропейские элиты продвигают договор об ассоциации, и чем он обернется для промышленных регионов Украины (а заодно и для российской индустрии). В лучшем случае российские комментаторы говорили про поток товаров из Евросоюза, который непременно хлынет на украинский рынок, а затем проникнет и к нам. Почти ничего не писали и не говорили о ключевом и самом важном требовании договора, предполагающего переход украинской промышленности на новые технические стандарты (причем переход этот должен делаться за счет самих предприятий или субсидироваться и без того уже почти обанкротившимся государством). Именно это требование, а вовсе не давление Кремля заставило Киев в последний момент дать задний ход и отказаться от подписания договора. В случае, если бы правительство Януковича не спохватилось, у него оставался бы только один выбор: допустить массовое банкротство индустрии и спасать промышленность ценой бюджетной катастрофы.
Показательно, что в те самые дни, когда в Киеве организовали “евромайдан”, на улицах Кишинева манифестанты с красными флагами протестовали против подписания договора об ассоциации. Эти выступления с удивительным единодушием игнорировала российская пресса — как либеральная, так и прокремлевская. И в самом деле, в Кишиневе всё сделали не так, как хотелось бы отечественным публицистам. У либералов просто в мозгу не укладывается, что кто-то может не любить Евросоюз (потому русский либерал никогда не сможет понять рядового европейца, который этот самый Союз ненавидит). Что же до охранителей, то им совершенно не подходили социальные лозунги молдавских протестов. Ведь в Кишиневе выступали не против засилья гомосексуалистов на Западе и не в защиту традиций русского самодержавия, недовольны были ростом безработицы в собственной стране и отсутствием демократических процедур в Евросоюзе. Ни то, ни другое не вызывает, кстати, ни малейших вопросов и у украинских сторонников или даже противников евроинтеграции. И тем и другим, по большому счету, всё происходящее в Европе глубоко безразлично. Как и социальные проблемы собственной страны.
Можно по-разному относиться к возглавившей протестное движение Партии коммунистов республики Молдова, проводившей не слишком левую политику в годы своего пребывания у власти, но массовость и успех демонстраций предопределены были опытом, накопленным молдавским обществом за годы “сближения с Европой”. В стране, где до 40% населения превратились в гастарбайтеров, иллюзий относительно интеграции осталось гораздо меньше, чем среди украинцев, всё ещё живущих за счет собственной промышленности. В этом смысле, перефразируя слова Маркса, можно сказать, что Кишинев показывает Киеву немного уменьшенную картинку его собственного будущего.
Легко догадаться, что предлагая Украине договор об ассоциации, правящие круги Евросоюза озабочены отнюдь не развитием демократии на Востоке, а прежде всего собственными интересами.
Но принципиально важно то, что эти интересы идут вразрез не только с перспективами развития украинской промышленности, но и с потребностями подавляющего большинства трудящихся самих западноевропейских стран, что уже мы могли наблюдать на примере Греции и Италии, которым были навязаны меры жесткой экономии. Требуя от Киева принять меры по разрушению собственной промышленности, брюссельские бюрократы и стоящие за ними финансовые круги Франции и Германии планируют превратить новые восточные территории в резервуар дешевой рабочей силы, предназначенной для конкурентного подрыва социальных позиций западных наемных работников на рынке труда.
Весьма забавно было читать заявление одной из украинских левых организаций, сообщившей, что она “поддерживает подписание соглашения об Ассоциации с ЕС, но без создания Зоны свободной торговли, убивающей украинскую промышленность”. Ведь никакого другого конкретного содержания, никакого другого смысла и никаких других задач у этого соглашения нет. Это примерно так же, как поддерживать строительство бассейна при условии, что в нем не будет воды, порождающей мокроту и сырость.
Такой уровень политической наивности отражает не только маргинальное состояние леворадикальных групп в Украине (да и в России тоже), но что гораздо хуже, последовательную готовность навсегда оставаться в том же положении. Ведь политическое бессилие дает преимущество комфортабельной политической безответственности.
Каждый новый этап расширения ЕС на Восток сопровождался новым наступлением на социальное государство Запада. Однако это “выравнивание по нижней планке” не приводило к радикальному улучшению жизни на Востоке.
Вернее, некоторая часть средних слоев выигрывала, но подавляющее большинство больше теряло, чем приобретало. Что особенно важно с точки зрения перспектив левого движения, происходившие перемены независимо от того, повышался или понижался жизненный уровень, сопровождались массовым деклассированием трудящихся, развалом их профсоюзных и политических организаций (судьба некогда мощного польского профцентра “Солидарность” в этом плане более чем показательна).
Можно, разумеется, рассуждать об устарелости классового анализа (действительно сталкивающегося с трудностями на фоне всеобщей люмпенизации), но невозможно избежать принципиального вывода — бюрократия Евросоюза является врагом, с которым надо бороться. Наивно надеяться извлечь какие-то тактические дивиденды из участия в очередном либеральном протесте, зная заранее, что в случае его успеха придется платить непомерную моральную и политическую цену, разделяя с правыми либералами ответственность за очередную социально-экономическую катастрофу. Но для того, чтобы занять самостоятельную позицию по основным социальным и экономическим вопросам, разделяющим общество, надо не вспоминать о них в последний момент, мучительно выбирая, к какой стороне примкнуть, а изо дня в день работать над поиском собственных решений.