В этом году наш университетский курс отмечает 10 лет со дня выпуска. Срок достаточный, чтобы проанализировать, чего я и мои ровесники достигли, подойдя к психологически знаковой возрастной дате.
А началось всё со случайной встречи с одноклассником. Талантливый вдумчивый оборонщик, который в советское время легко бы сделал карьеру в ВУЗе или в «ящике», был вынужден уйти из аспирантуры (озвученная им кафедральная ставка едва покрывает стоимость проездного) и трудиться на двух работах.
Ну а что касается моих однокурсников — тут даже случайные встречи не понадобились. У нас были достаточно дружные группы как на первом, так и на втором образованиях, а социальные сети позволяют поддерживать связь даже без личных встреч. Так что я и до этого была в курсе их дел.
У группы с первого образования получилось так, что мальчики в основном ушли в западные компании — американские, шведские, французские. Девушки же работают на отечественных предприятиях (это никак не обусловлено гендерно, просто у обеих так сложились обстоятельства). Часть вообще нашла себя в сферах, не связанных с инженерным делом — дизайн, туристический бизнес, медицина.
На втором образовании работать в иностранные компании ушли все. Некоторые — в том числе, и эмигрировав. Скорее всего, это связано с тем, что на данную специальность (лингвист-переводчик) изначально шли люди, планировавшие конвертировать свою основную высокотехничную профессию и нуждавшиеся для этого в хорошем документально подтвержденном знании английского.
Кстати, интересно отметить, что когда мы поступали в 90-х на первое образование, у идущих на технические специальности было два мотива. Первый — некий фантомный техноцентризм, за неимением лучшего названия: шли по стопам родителей, советских ИТРовцев. Доводилось среди обоснований слышать и мнение, что хорошее техническое образование — это база, на которой потом можно построить карьеру в любой области. Второй — некий идеалистический практицизм. Мол, в каком бы состоянии ни была страна, машины, станки, энергетика ей понадобятся. Знали бы мы, насколько он разойдётся с реальностью… Кстати, очень характерно, что никто из нас не остался на кафедре — карьера преподавателей никого не прельстила, поскольку мы видели, как скромно живут и тяжело работают наши учителя.
А вот второе высшее мы получали уже в начале нулевых. И к этому времени изменилась уже и страна, и мы сами. Вчерашние подростки повзрослели, трезво оценили свой потенциал, увидели все преимущества диплома от одного из немногих российских ВУЗов, известных на Западе. Кто-то к этому времени уже успел побывать за границей, сделать выводы, так что мантры про «вставание с колен» прошли мимо нас. Поэтому разговоры про возможность эмиграции в группе возникали часто и воспринимались как должное. Впрочем, как раз именно на втором образовании несколько человек остались на первое время преподавать на кафедре, но исключительно в качестве относительно необременительной и притом интересной подработки.
Я сама, сравнив работу в отечественных и западных компаниях, быстро истратила запас патриотизма и идеализма. Стоило ли тратить 6 лучших лет жизни на тяжелейшую изматывающую учёбу, чтобы потом сидеть на весьма средней (а то и откровенно издевательски низкой, сравнимой с зарплатой кассиров в супермаркетах) зарплате, не видя перспектив? Ведь что объединяет разные отрасли отечественной промышленности? То, что мы все большею частью не творцы, а пользователи. Кто-то работает по накатанному, используя наработанный багаж. Образно говоря, мы можем подобрать оборудование, схему, решение, скомпоновав или подогнав что-то из уже имеющихся вариантов. А спроектировать новый тип, например, компрессора или турбины мы уже не можем. Точнее, теоретически могли бы, но это не востребовано. Конкретно в своей работе я часто вижу, как отдаётся предпочтение иностранному оборудованию — американскому, немецкому, китайскому, японскому. А отечественная промышленность не может предложить ничего принципиально нового и постепенно загибается. Кое-что кое-где, возможно, ещё теплится, но в целом то, что я видела на конференциях на своей работе, подпитывает мой пессимизм.
Ну а кто-то вообще уходит в продавцы и посредники.
Всё вышесказанное относится к инженерам прикладных специальностей. А ведь вершиной точных наук являются науки фундаментальные. И тут картина ещё более печальная.
В пору своей юности (да и сейчас) я считала выпускников МФТИ и мехмата МГУ буквально-таки небожителями. И всегда думала, что эти «дети вольные эфира» — штучный товар, за который любая страна, имеющая мало-мальские амбиции, должна драться, сдувать с них пылинки. Оказалось — нет.
Окончательно мои иллюзии в плане востребованности в нынешней России фундаментальной науки рассеялись в 2010 году, когда Нобелевскую премию за разработку графена получили Андрей Гейм и Константин Новосёлов, физтеховцы, ныне проживающие и работающие в Великобритании и Нидерландах. Я как раз в то время была в отпуске и оказалась оторвана от нормальных СМИ, поэтому новости узнавала из репортажей Первого канала и канала «Россия». Восторг и активная радость за «наших» просто-таки сочились с экранов. То, что оба исследователя практически половину своих жизней провели за границей, то, что Гейм крайне ядовито высказался о Сколково и перспективах возвращения на родину, ура-патриотов охладило не сразу.
И Гейм с Новосёловым сделали правильный выбор. Потому что потом мне довелось узнать о большом количестве неприкаянных выпускников физтеха, причём как раз моих ровесников. Эти люди, явно имеющие великолепные мозги и потенциал, оказались не востребованы. Лаборатории и институты, где они могли бы работать пусть даже за идею, вымирают. От системной работы они за годы метаний отвыкли. Уехать за рубеж — кто-то считает, что уже слишком много времени потеряно, ехать надо было сразу после получения диплома. Кого-то что-то держит на родине. От переднего края научной мысли они отстали. Что им остаётся? Подработки (в основном в IT), а потом, если финансовые возможности позволяют, попытки хоть чем-то занять свою жизнь — хобби, спорт, поездки. Это могло бы устроить тех самых «потребителей», о необходимости выращивания которых вместо «творцов» вещал Фурсенко. Но ведь наше-то поколение воспитывали именно как творцов. Поэтому-то и получаем мы такой раздрай в душе, когда не можем применить свои силы, когда бьёмся головой о стену. Когда главной приманкой на собеседованиях становится возможность переехать работать за рубеж. Человеку необходимо чувствовать, что он нужен. А мы, инженеры, физики, как и историки, философы, как и медики, нынешней власти не нужны. Но и она нам не нужна. И так и будет, если не случится перемен — сильные пробьются на Западе, слабые уйдут в дауншифтинг и внутреннюю эмиграцию. А тем временем фундаментальная наука и образование, а за ними и прикладные отрасли, просто тихо скончаются.
