Помню, я радовался тому, что Съезд народных депутатов СССР отменил 70 статью союзного УК СССР, карающую за антисоветскую агитацию и пропаганду. Если бы ее не отменили, мы, активисты Анархо-коммунистического революционного союза, легко могли бы отправиться валить лес или изготавливать валенки, так как незадолго до этого мы попались на распространении листовок с призывом к восстанию против бюрократии. Но теперь я хочу, чтобы в УК ввели статью, по которой бы полиция могла официально наказывать за несогласие с властью. Так будет меньше абсурда, так честнее будет.
Не успел я вернуться из Италии, как раздался звонок, который вернул меня в реальность единой России.
– Это Дмитрий Дмитриевич Жвания? – спросил меня бодрый голос на том конце.
– Точно. С кем имею честь?
– Это новый начальник криминальной полиции Василеостровского района, я хотел бы с Вами встретиться и поговорить, – начальник криминальной полиции представился, но я запамятовал его имя и фамилию.
– А почему вы хотите со мной встретиться? Что я сделал такого криминального?
– Да что вы! Вы ничего не сделали. Я со всеми сейчас встречаюсь…
– Со всеми жителями Василеостровского района?
Начальник криминальной полиции решил ответить вопросом на вопрос:
– Неужели Вам не интересно лично познакомиться с начальником криминальной полиции?
– Как журналисту мне, конечно, это любопытно.Но как гражданин я хочу понять, чем вызван ваш должностной интерес к моей персоне.
Начальник сказал, что перезвонит мне через несколько дней. Вот жду.
По правде говоря, я совсем не удивился тому, что мне позвонил милицейский чин. Скоро в Петербурге начнется очередной международный экономический форум, а значит, дана команда прошерстить список несогласных с властью. То, что существуют некие «списки экстремистов», знают все. Менты особо это не скрывают, но не говорят, по каким критериям они их создавали. Что конкретно нужно сделать, чтобы в эти списки угодить? Нужно, чтобы тебя задержали на какой-нибудь акции? Или туда включают по сообщениям агентуры? Или достаточно просто открыто возражать власти?
Однако, поскольку эти списки лишь «для служебного пользования», менты вынуждены изобретать разные предлоги для задержания или вызова к себе тех, кто в этих списках находится.
7 лет назад меня и моего товарища, тоже левого активиста, в День города при входе в метро «Приморская» остановили люди в штатском. Показали «корочки» сотрудников 18 отдела (антиэкстремистского) УБОПа. Видимо, им кто-то слил, что я – один из организаторов «альтернативного карнавала»: мы хотели пройти в рубищах и рваных рубашках по Невскому проспекту, мол, власть обобрала народ до нитки. Все началось с проверки документов. Когда мы показали паспорта, менты сообщили, что они похожи на поддельные, и для установления истины им придется отвезти нас в УБОП. В УБОПе нас ждал полковник Андрей Чернопятов, тогдашний начальник 18 отдела УБОПа. Найдя в наших сумках старые рубашки, менты успокоились, решив, что они сорвали акцию (но акция прошла и без нас, так как мы везли запасной комплект реквизита, на всякий случай, а меня успешно заменил Миша Дружининский). Полковник Чернопятов сказал мне, что нас с товарищем никто не задерживал, а привезли для «дружеской беседы». Я спросил: если так, мы можем идти, а то у нас дела? Полковник ернически ответил: «Не надо так поспешно отказываться от нашего гостеприимства, лучше попьем чаю». Товарища отвели в другой кабинет, а я пил с полковником чай до самого вечера.
Не знаю, играл Чернопятов в откровенность или говорил искренне, но смысл его речи сводился к тому, что власть в борьбе оппозицией не должна останавливаться на полумерах, мол, нужно действовать решительно и называть вещи своими именами. И в принципе он прав. Меня очень злит, когда я попадаю в милицию-полицию за участие в акции, а в менты составляют на меня протокол об административном нарушении, мол, матерился в общественном месте, вел себя вызывающе, а на все призывы успокоиться – не реагировал. Так, два года назад, в июне 2009, нас задержали на Невском проспекте, когда мы шли вешать таблички на здания, признанные экспертным сообществом архитектурными ошибками. Антиэкстремистская служба взяла нас еще до того, как мы что-то успели сделать. Что предъявить? Держали пять часов, а потом выписали протоколы, в которых было написано, что мы – матершинники, и отпустили. То же самое было 7 ноября 2007 года, когда нас, активистов ДСПА и анархистов, от коммунистической демонстрации отсек ОМОН, а потом нас ночь держали в каталажке. И тогда выяснялось, что все мы – банда злостных матершинников.
Это лицемерие системы сильно раздражает. Чего им от меня надо? Они занимаются тупой профилактикой. Перед маршами несогласных меня вызывали в 18 отдел УБОПа, чтобы я подписался под обязательством в день марша воздерживаться от экстремистских действий. Я спрашивал: «А что, в другие дни можно эти действия совершать?» Менты пожимали плечами, мол, мы все понимаем, но это – приказ, дурацкое распоряжение сверху.
Я хочу заметить, что меня ни разу не задерживали за какие-либо насильственные действия. Я никогда не участвовал в акциях, которые угрожали жизни и здоровью гражданам и их питомцев. Я никогда не вытаптывал газоны и не срывал стоп-краны. По каким признакам меня зачислили в списки экстремистов?
В Португалии, в Лиссабоне, я случайно познакомился с одной пожилой женщиной, бывшей активисткой коммунистической партии. Она прекрасно говорила по-русски и рассказала мне, что в молодости ей пришлось бежать из своей страны в СССР, так как секретные службы диктатора Антониу ди Салазара узнали о ее неблагонадежности. Неблагонадежность – вот то слово, которое боятся произнести наши власти и менты. Им стыдно признаться в том, что они преследуют не экстремистов, а неблагонадежных, тех, кто не согласен с тем, что под мудрым руководством мы встаем с колен, с тем, что мы с каждым годом мы живем все лучше и т.д. И поэтому менты вынуждены выдумывать небылицы о поведении активистов оппозиции и просто несогласных: матерились, справляли нужду в неположенном месте, переходил дорогу на красный свет, оказывали сопротивление, вели себя вызывающе… Пусть восстановят 70 статью! Пусть напишут черным по белому: «Всякий, кто выражает несогласие с официальным курсом и недоволен действиями партии власти, – преступник».
Американский кинорежиссер Жюль Дассен, отец любимого в нашей стране французского певца Джо Дассена, прекрасно понимал, почему он оказался в черном списке Голливуда. Коллега Жюля, Эдвард Дмитрык обвинил его в симпатиях к коммунистам, что в годы маккартизма приравнивалось к антиамериканской деятельности. Пусть и меня обвиняют в антигосударственной деятельности. Я не раз открыто заявлял, что я против этого государства, которое стоит на страже не большинства населения страны, а кучки гадов и паразитов. Я против этого государства, я политически неблагонадежный, пусть мной открыто занимается политическая полиция, а не уголовный розыск, в который вновь меня вызывают повесткой. Я не совершал уголовных преступлений. Даже при царе-батюшке «политических преступников» отделяли от уголовников, а в нынешней России, где царствует лицемерие, этого не делают. Жюль Дассен уехал из больных маккартизмом США во Францию, где снял несколько отличных фильмов. Его приняли во Франции, так как в этой стране существует традиция – принимать политических изгнанников. Меня же и моих товарищей никто нигде не примет, ибо режим нас выдает за гопников, а гопников и без нас везде хватает.
Правда, мы уезжать и не собираемся, мы будем бороться и дальше со всей той ложью, которая в путинской России почему-то называется патриотизмом.
