Бесконечные разговоры и обсуждения необходимости фундаментальных изменений в экономической политике Российской Федерации, сталкиваясь с полным безразличием российских элит, не приводят к пересмотру экономического курса страны, а лишь поднимают волны шума в информационном пространстве. Эксперты могут сколько угодно заседать на экономических форумах, составлять планы экономических преобразований, препарировать отечественную экономику, но их речи никого не интересуют.
Всё дело в том, что элитам объективно невыгодны экономические преобразования, мало того, они не понимают, почему нужно что-либо менять. И даже если они сами об этом говорят, нет ни малейших оснований думать, будто они относятся всерьез к подобным перспективам. По крайней мере, от слов к делу переходить никто не собирается.
Недавнее заявление главы «ВТБ Капитал» Андрея Костина о бессмысленности кредитования малого и среднего бизнеса в России вызвало справедливую критику общественности, которая свелась к отсылкам к заявлениям руководства страны о важности развития предпринимательства в России.
С позиции Костина, представляющего интересы торгового и финансового капиталов России, кредитование малого и среднего бизнеса в РФ действительно не имеет никакого значения, так как коммерчески невыгодно.
Торговому капиталу, как понятно из названия, выгодно торговать, и объект торговли имеет второстепенное значение: в Российской империи торговали преимущественно пушниной, зерном, сталью, древесиной и пенькой. В Российской Федерации торгуют зерном, нефтью и газом. Подавляющее большинство экспорта и, соответственно, поступлений в бюджет обеспечивает нефтегазовый сектор. Экспорт товаров с высокой добавленной стоимостью незначителен.
Финансовому капиталу, естественно, выгодно не производить и не торговать, а заниматься финансовыми спекуляциями на Московской бирже, играя против рубля, о чём неоднократно говорил Сергей Глазьев. Кроме того, ранее было очень выгодно брать дешевые деньги на Западе в форме кредитов. Деньги дешёвые, так как на Западе кризис перенакопления — денег больше, чем сфер, где их можно приложить в своих странах, да и рентабельность крайне низка. Потому европейцам было выгодно давать деньги российским банкирам, которые после превращали их не в кредиты для промышленности и среднего/малого бизнеса, а в потребительские кредиты, строительство жилья и торговлю.
Отступление кризиса в 2010-2013 годах создало иллюзию благополучия, а дешёвая нефть наполняла бюджет и позволяла удерживать высокий курс рубля по отношению к доллару. Естественно, потребительский рынок был здоровым, и казалось, что так будет вечно.
Население РФ увлеклось инструментом кредитования и впало в такую долговую кабалу, что Госдуме пришлось принимать целый закон о банкротстве физических лиц, который вступил в действие с первого октября сего года. Количество физлиц-банкротов уже подобралось к полумиллионной отметке.
Кредитовать промышленность действительно невыгодно, это:
- Долго, так как срок возврата денег достаточно продолжителен из-за рентабельности в 5-7% по промышленности;
- Рискованно, так как проект может прогореть;
- Противоречит интересам партнёров, которые выделяли «длинные» и дешёвые деньги банкам России, и рыночной логике.
Третий и четвёртый пункты стоит объяснить особо. Западные партнёры заинтересованы в дальнейшем наращивании своей доли на рынке России, желательно за счёт чистого экспорта товаров с высокой добавленной стоимостью в РФ без какой-либо локализации производства. Однако локализацию пришлось проводить: это доказывает пример того же автопрома. В возникновении в России своей промышленности Запад не заинтересован, потому финансы выделяются для открытия производств или наращивания объёма выпуска продукции тех предприятий, которые прямо или опосредованно связаны с западным капиталом.
Рыночная логика же утверждает, что мир глобален, движение товаров, капиталов и рабочей силы должны быть свободными и ограничение их является недопустимым. А коли так, то зачем заморачиваться с выделением денег и финансированием строительства того, что не столь выгодно по сравнению с импортом и может быть заменено иным импортом в случае санкций. Потому политика импортозамещения за исключением редких успехов вылилась в замещение одного импорта другим или и вовсе провалилась.
Чиновничество, сросшееся с олигархией или являющееся ею изначально, занимается лоббированием иностранных и своих шкурных интересов: в Подмосковье чиновники продвигают интересы французского торгового капитала, открывающего супермаркеты «Атак» на месте мелких рынков, сын Генпрокурора Чайки, например, выиграл солидный 15-летний контракт на вывоз мусора из Москвы, Аркадий Ротенберг получил аэропорт «Шереметьево».
Банкиры в лице «Альфа-Банка» заняты банкротством одного из подразделений «Уралвагонзавода». Сбербанк в июле обанкротил «Кировский машзавод 1 мая», сейчас банкротит три завода «Мечела».
Госкорпорации также живут своей жизнью: весь авиапарк обанкротившегося «Трансаэро» получил «Аэрофлот», самолётам которого достались маршруты разорившегося авиаперевозчика, а 90% 12-миллиардной кредиторской задолженности «Трансаэро» будет выплачивать государственный банк ВТБ. Таким образом, «Аэрофлот» приватизирует прибыль, а государство национализирует убыток. Подобная политика была во время первой волны кризиса в 2008-2009 гг., когда государство спасло алюминиевого олигарха Олега Дерипаску, но не пожелало взять под контроль контрольный пакет акций его холдинга «Русал», так как занималось защитой не государственных, а корпоративно-олигархических интересов.
Были и обратные случаи, например, когда «Газпром» купил за 1 долл. газотранспортную систему Киргизии с задолженностью в 30 млн долл., однако тогда это приобретение было продиктовано исключительно политическими мотивами. Газпром же утверждал, что им «Кыргызгаз» не нужен.
Это свидетельствует о том, что финансовый и торговый капитал в России превалируют над промышленным, и государство по мере погружения России в кризис будет всё больше и больше обслуживать интересы торгово-финансовой олигархии.
Сама же олигархия не заинтересована в развитии промышленности: куда выгоднее для неё замирение с Западом и жизнь по привычной схеме эксплуатации сырьевого сектора и ростовщичества на западные деньги. Потому и блокируются любые экономические инициативы и программы Сергея Глазьева: просто изменение текущей экономической политики противоречит интересам правящего класса.
Сам же Сергей Юрьевич, хоть и является критиком существующей системы, но встроен в неё, что приводит к безуспешным апелляциям к президенту и здравому смыслу, которые, как, по всей видимости, полагает Глазьев, должны сподвигнуть элиты к реформам. Однако элитам выгодна текущая экономическая модель, и никакой инстинкт самосохранения не заставит их изменить подход к хозяйствованию. Наоборот, желая быть частью капиталистического мира, инстинкт самосохранения толкает правящий класс России к заключению перемирия с Западом. Именно потому и конфликты на постсоветском пространстве не разрешаются, а замораживаются, что выливается в различные договорённости Москвы с Вашингтоном и Берлином. Россия не собирается пересматривать основы существующего миропорядка: она все лишь пытается сохранить в нём своё место и защитить Крым как своё приобретение, но не переформатировать мир под себя. Аналогичный подход и в экономической политике: ограничения на вывод капитала из страны, каким бы оно ни было полезным для промышленности, не будет: олигархия в этом не заинтересована и рвать экономические связи с Западом не собирается.
Кризис в России — это не время для поддержки промышленности, а удачный момент растаскивания по частям госсобственности путём её обанкрочивания, лоббирования приватизации и сращивания с иностранным капиталом.
Однако ключевая проблема в том, что экономические интересы олигархии противоречат интересам народа России и не смогут обеспечить его выживание, а России — развитие.
Стало быть, текущая экономическая политика будет длиться ровно до тех пор, пока или промышленный капитал не усилится, что маловероятно в силу его слабости и кризиса, либо пока запас прочности страны не будет проеден до основания, а внутренние рынки — сданы иностранному капиталу.
И до дна кризиса нам очень далеко.