Фрагмент акции протеста против «реформы» РАН
Не секрет, что если у вас нет позитивной программы, любая борьба обречена на поражение, сколько бы долгой она ни была. В том числе и борьба за спасение Российской Академии Наук и науки в России в целом. 1 июля на собрании молодых учёных прозвучала мысль, что чиновники дают себе трёхмесячный срок для решения той задачи, с которой не может справиться философия науки уже несколько сотен лет. Речь идёт о прочных критериях оценки эффективности науки. Я как упёртый материалист, может быть, и не вижу здесь особенной проблемы, но доверять создание таких критериев нашим чиновникам в какой угодно срок я всё равно бы не стал.
Впрочем, даже если мы не можем дать универсальных критериев, то мы можем сформулировать стратегические задачи, которые могут выступать в качестве относительных критериев эффективности науки на ближайшие десятилетия. И тут неизбежно встаёт вопрос: какие задачи общество может поставить учёным на среднюю и даже дальнюю перспективу?
Программа исследований на 2013 – 2020 год, принятая Академией год назад, конечно, впечатляет своей амбициозностью, но нет в ней главного: понимания стратегического общественного заказа на науку. Надо сказать, в такой стране как Россия, всё глубже погружающейся в пучину отсталости, инфраструктура которой уже исчерпала все возможные запасы прочности, этот заказ буквально лежит на поверхности. Более того, способность или неспособность его выполнить и будет, пускай и далеко не универсальным, но критерием успешности научной деятельности. Проще говоря, общество нуждается в решении двух стратегических задач, в которых учёные должны принять самое непосредственное участие.
Во-первых, России требуется системная опережающая модернизация, которая создаст качественно новую по уровню и, что самое главное, охвату инфраструктуру: новые дороги, более скоростной и экологичный общественный транспорт, квадратные километры дешёвого и качественного жилья, обновлённые школы, больницы и детские сады с качественно новым кадровым составом.
Во-вторых, необходимо резкое повышение качества жизни человека. И если, как говорят мне мои скудные познания, абсолютную продолжительность жизни человека едва ли можно поднять выше, чем до 120 лет, то относительную — запросто. Товарищ Дмитрий Макаренко из Левого Фронта назвал это «программой 540 минут»: речь идёт о высвобождении дополнительных 5 часов свободного времени на каждый рабочий день. Из этого следует потенциально возможное, при современном уровне технологий, сокращение рабочего дня до 5 часов, а также радикальное сокращение транспортных издержек и потерь. Проще говоря, человек не должен тратить на то, чтобы добраться до работы и обратно нынешние два часа, а то и больше. Более того, нельзя не учитывать, что и те 4 часа свободного времени, которые реально есть у современного человека, толком ему не принадлежат. Они часто уходят на компенсацию получаемого ежедневно стресса с помощью разного рода суррогатов досуга, как-то: просмотр телевизора, чтение дешёвой беллетристики или незамысловатые компьютерные игры. Вполне возможные на нынешнем технологическом уровне нововведения, объединённые в единую систему, вполне смогут дать человеку 9 часов свободного времени каждый рабочий день, при существенном увеличении производительности его труда.
Рассмотренная выше программа также должна органически включать в себя концепцию «Экономики дорого труда», основы которой создаёт сейчас коллектив ИГСО, а также модернизированную версию экономики двойного назначения, обеспечивающую гибкость и высокую мобилизационную готовность производства. О промышленности двойного назначения ваш покорный слуга писал уже не раз.
Российская Академия Наук как централизованное и одновременно автономное учреждение таким задачам вполне адекватна. Чего не скажешь о том ОГО «Российская Академия Наук», что нам навязывает Ливанов сотоварищи. Единственное, для чего годится созданный Ливановым гомункул — для декоративных экспертиз и массового производства инноваций, бессистемного нагромождения технических, маркетинговых и изредка научных продуктов для нужд ничем не ограниченного рынка. Конечно, следует учитывать, что современность требует некоторого изменения условий коллективного научного труда. Грубо говоря, науке давно тесно в раннеиндустриальной эре, с её фордизмом и тейлоризмом. Из этого вытекает то, что участие рядовых научных сотрудников в управлении работой Академии и её подразделений должно быть существенно расширено. Впрочем, даже для этой цели РАН имеет институции, которые могут взять на себя эту роль, а именно, советы молодых учёных. Другое дело, что формироваться они должны не сверху, а снизу, демократическим путём. Да, научная истина — штука авторитарная, но не стоит доводить этот принцип до абсурда.
Надо сказать, что программа модернизации даст работу решительно всем отраслям науки, от физики и биологии до экономики и психологии. В кадровом плане это потребует воспитания целой когорты социальных инженеров — работников широкого профиля, использующих свои научные знания об обществе для его преобразования. Такой социальный инженер будет выступать одновременно как социальный работник, организатор производства, педагог и исследователь, причём его технические и естественнонаучные знания тоже должны быть на высочайшем уровне. В этом свете вопрос об интеграции гуманитарных и естественных наук превращается из идеального пожелания в насущную необходимость.
И здесь не мешает вспомнить, что в научном сообществе есть своя «пятая колонна», сосредоточенная, прежде всего, на фланге гуманитарных наук. Для таких, с позволения сказать, учёных, как Александр Дугин, Владимир Добреньков, Эрнст Мулдашев и иже с ними реальное возрождение науки будет истинным ночным кошмаром. Есть, конечно, сошка и помельче, и здесь я снова не могу не пнуть РУДНовского профессора Сергея Анатольевича Нижникова, которому, к счастью, не удалось выбить из меня «биолога и технаря» и внушить априорное отвращение к «Карлу Марксу и его жене Фридриху Энгельсу». Я уж не говорю о многочисленных создателях «сверхновых и архиважных» дисциплин и отраслей права, словно раковая опухоль поразивших юридические факультеты российских вузов. Всех этих самодовольных жрецов от юриспруденции давно заждалась бритва Оккама, та самая, которую я как-то предлагал подарить светилу вайнахской науки академику РАЕН Рамзану Кадырову.
Так или иначе, вся описанная выше стратегическая красота не может быть реализована на практике без решения ближайшей тактической задачи — спасения Российской Академии Наук или хотя бы сохранения консолидированного и организованного научного сообщества в России. Надо сказать, что сегодня мы можем наблюдать сходные симптомы с тем, что происходило примерно сто лет назад: тогда из-за реакции многие оппозиционно настроенные учёные и педагоги уходили в частное образование или вовсе организовывали разного рода народные учебные курсы и свободные университеты. Лучший пример — народный университет Шанявского в Москве, где учился некоторое время великий русский поэт Сергей Есенин. Впрочем, Филиппов, Фурсенко и Ливанов умудрились переплюнуть в своей реакционности Боголепова, Шварца и Кассо. Другой вопрос, что современному студенчеству и учёным пока что далеко по уровню своей политической организованности до тогдашних студентов, учёных и преподавателей.
Впрочем, на митинге учёных 2го июля из уст Бориса Штерна уже прозвучала идея в ходе предполагаемой забастовки работников РАН организовать свободные лекции для всех желающих. Напомню также, что уличные лекции и семинары проводились и участниками движения «ОккупайАбай». Так что опыт, пускай и крошечный, у нас есть, дело за самым сложным — надо практически с нуля учиться солидарности и самоорганизации, что называется, наращивать социальные мускулы. Профсоюзное, левое и отчасти студенческое движения уже накопили некоторый опыт солидарных действий, и учёные не могут обойтись без их поддержки.
С другой стороны, массовое включение научной общественности в протестное движение существенно обогатит последнее, позволив, тем самым, создать параллельную общественную среду, где люди смогут удовлетворить те свои потребности, в реализации которых государство и бизнес им отказало. А ведь таких потребностей становится с каждым годом, если не месяцем, всё больше. Как видите, товарищи учёные, на родине у вас поле не паханое, а за рубежом никто вас с распростёртыми объятьями не ждёт. Так что делайте свои выводы, а уж с реализацией мы вам поможем.
