У здания суда © mn.ru
В связи с громким делом Удальцова-Лебедева-Развозжаева давайте, не вдаваясь в существо данного дела, рассмотрим ярко проявившиеся в нем некоторые черты современного российского правосудия. Даже не «правоприменительной практики», а самого права, в котором, как оказалось, есть много интересного.
В свое время, перенимая опыт «демократических стран», российские власти отказались от «тоталитарного» советского принципа, который требовал рассматривать каждое уголовное дело по существу, исследовать в судебном заседании все доказательства и на этом основании устанавливать истину. И ввели в уголовно-процессуальный кодекс РФ «сделку со следствием», заимствованную, в первую очередь, из США. В Соединенных Штатах очень многие приговоры выносятся на основании такого соглашения. Обвиняемый признает все, что от него требуют (а если на других укажет, то вообще хорошо), а в обмен ему обещают дать меньше срок. После чего судья на основании признания обвиняемого и заключенного им соглашения со следствием без проведения судебного разбирательства признает его виновным и назначает наказание.
В УПК РФ с этого времени есть раздел X «Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением». Согласно ст. 314 из этого раздела, по делам, максимальный срок по которым не превышает 10 лет, допускается признание обвиняемого виновным и назначение наказания «без проведения судебного разбирательства» на основании полного признания им своей вины. При этом наказание не должно быть выше 2/3 от максимально возможного. По ст. 317.1 из того же раздела аналогичный порядок рассмотрения дела допускается и по делам, «тянущим» больше, чем на 10 лет, но в этом случае еще на стадии следствия официально заключается «досудебное соглашение о сотрудничестве», и обвиняемому уже недостаточно просто признать свою вину, от него требуются конкретные действия в целях «содействия следствию», в первую очередь, «изобличение других соучастников преступления».
Либеральная публицистика часто пишет о тезисе сталинского прокурора А.Я. Вышинского, которому приписывают формулу: «признание — царица доказательств». На самом же деле, Вышинский в своей книге «Теория судебных доказательств в советском праве» отстаивает прямо противоположную позицию.
«С другой стороны, было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса. В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину.
К этому в корне ошибочному принципу средневекового процессуального права либеральные профессора буржуазного права ввели существенное ограничение: «царицей доказательств» собственное признание обвиняемого становится в том случае, когда оно получено правильно, добровольно и является вполне согласным с другими установленными по делу обстоятельствами. Но если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлечённого к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним.
Нельзя поэтому признать правильными такую организацию и такое направление следствия, которые основную задачу видят в том, чтобы получить обязательно «признательные» объяснения обвиняемого. Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — ещё хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар всё дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них. Несомненно, следствие может только выиграть, если ему удастся свести объяснения обвиняемого на уровень обычного, рядового доказательства, устранение которого из дела неспособно оказать сколько-нибудь решающего влияния на положение и устойчивость основных установленных следствием фактов и обстоятельств» (Вышинский, А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве, М.: Юриздат, 1941, сс. 177,180).
Текст Вышинского опубликован в 1941 году, уже через несколько лет после завершения знаменитых Московских процессов, когда после ареста и расстрела Николая Ежова ситуация изменилась, а некоторые осужденные даже были реабилитированы. Однако на уровне официальной юридической доктрины в советских судах порядок рассмотрения дела никогда не зависел от признания или непризнания вины подсудимыми, в любом случае проводилось полное судебное разбирательство и рассматривались все собранные по делу доказательства. Сейчас же в случае рассмотрения дела в «особом порядке» при сделке со следствием признание подсудимого официально признано не просто «царицей доказательств», а единственным и достаточным доказательством.
Фактически, при таком «особом порядке» судопроизводства официально признается, что суд — это не храм правосудия, а рынок, где идет торговля между обвинением и защитой, и его цель — не найти истину, а поскорее посадить свою жертву.
Но, в конце концов, если человек сам решил заключить сделку со следствием по делу, которое касается только его одного, это, как говорится, его проблемы. Самым порочным во всей этой системе является то, что при сделке со следствием, согласно ст. 154 п. 4 УПК РФ, допускается разделение по своей сути нераздельного дела с несколькими обвиняемыми. И если одного из них удастся склонить к сотрудничеству, то, фактически, права на нормальное судебное разбирательство лишаются и остальные. Что мы и видим на примере дела Удальцова-Лебедева-Развозжаева.
Как известно, Лебедев заключил сделку со следствием, признал свою вину и дал показания против других обвиняемых, которые свою вину отрицают. После этого дело Лебедева, в соответствии с тем самым пунктом 4 ст. 154, было выделено в отдельное производство, и приговор ему был вынесен уже 25 апреля, когда суд над Удальцовым и Развозжаевым еще не начался. При этом, поскольку дело слушалось в «особом порядке», то никакого судебного разбирательства и исследования доказательств не проводилось, судья просто вынес обвинительный приговор на основании признания Лебедева и заключенного им соглашения со следственными органами. Но поскольку Лебедев обвинялся в совместном преступлении с Удальцовым и Развозжаевым, разделить которое невозможно, и роль самого Лебедева там трактуется только как помощника Удальцова, то фактически суд признал виновными и Удальцова с Развозжаевым, отрицающих свою вину. Как написано на сайте Следственного комитета в новости о вынесении приговора Лебедеву:
«Следствием и судом установлено, что в период 2012 года Константин Лебедев, Сергей Удальцов, Леонид Развозжаев, Гиви Таргамадзе совместно с неустановленными лицами, действуя умышленно, организовали массовые беспорядки 6 мая 2012 года в районе Болотной площади в Москве. После этого Лебедев и его соучастники — Таргамадзе, Удальцов и Развозжаев, продолжая реализацию своего преступного умысла, осуществляли приготовление к организации массовых беспорядков, планировали действия…» и т.д.
При этом не только, как уже было сказано, не проводилось никакого судебного разбирательства, но Удальцов и Развозжаев вообще не участвовали в этом суде ни в каком качестве!
Мы получаем грубейшее нарушение формально провозглашенного права человека на судебное разбирательство его дела и права защищать себя в суде. Получается, что человека можно фактически признать виновным, проведя суд без него и по упрощенной процедуре, без исследования доказательств!
Не трудно понять, что суд по Удальцову и Развозжаеву оказывается уже связанным решением суда по делу Лебедева (не рассматривая здесь вопрос, будет этот суд вообще заинтересован в каком-либо объективном судебном разбирательстве).
Вот какую свободу и гарантию наших прав мы получили при капитализме.
