Статья Георгия Коларова, посвященная кризису в Венесуэле, вызвала растерянность и недовольство у многих читателей «Рабкора». И в самом деле автор, известный специалист по левым движениям Латинской Америки, не только писал о крайне тяжелом положении, в котором оказалось правительство, провозгласившее лозунги боливарианской революции, но и писал об этой власти в крайне резких и негативных выражениях.
Признаюсь, резкий тон Коларова меня тоже удивил. Статья написана так, как будто автор солидаризируется с венесуэльской оппозицией, в рядах которой доминируют правые. Собственно это и вызвало недоумение читателей. Однако если обратиться к фактам, то и в самом деле события в Каракасе не дают особых оснований для оптимизма.
С одной стороны, Венесуэла и в самом деле находится под сильнейшим давлением извне, а оппозиция делает всё возможное, чтобы дестабилизировать ситуацию.
Но с другой стороны, экономический кризис в стране не только является реальностью, но и усугублен действиями правительства Николаса Мадуро.
В условиях, когда российские масс-медиа в большинстве своем крайне враждебны по отношению к нынешней власти в Венесуэле, либо совершенно не интересуются происходящими там процессами, мы обращались в посольство республики, пытаясь получить от них иную версию событий, но так и не получили ответа. Что, увы, весьма показательно. Правительство Мадуро не просто проигрывает информационную войну, оно даже не пытается её вести. И не только потому, что аргументы, работавшие в недавнем прошлом, по большей части исчерпаны, но и потому, что власть находится в состоянии идейного паралича. Она реагирует на вызовы оппозиции не активными мерами экономической или социальной политики, которые могли бы консолидировать поддержку президента и правительства, а различными чисто политическими решениями, которые никак не помогают урегулировать кризис, но только усугубляют его.
Технической причиной кризиса, разумеется, является падение цен на нефть. Но, к сожалению, ущерб, нанесенный экономике страны падением спроса на «черное золото», усугубляется собственными ошибками власти, отказавшейся от структурных реформ уже в 2008-10 годах.
Беспомощность Николаса Мадуро перед лицом кризиса очевидна и легко предположить, что его предшественник Уго Чавес в аналогичной ситуации вел бы себя иначе. Даже сейчас, когда престиж власти в этой южноамериканской республике низок как никогда, о Чавесе вспоминают с уважением и ностальгией. Не только сторонники правительства, но и многие его враги. Мадуро журналисты иронически называют «популистом без харизмы», а его слабое и одновременно авторитарное лидерство разительно контрастирует со стилем прошлого президента, который никогда не терял связи с народом и не боялся неудобных вопросов.
Уго Чавес, редко проигрывал голосование, но когда это случалось, уважал решение народа, а не пытался прибегать к различным юридическим уловкам, чтобы свести на нет его результаты.
Он соблюдал правила и процедуры демократии, и не нарушал прав оппозиции, проявляя вполне рыцарское благородство по отношению к своим врагам — то, на что категорически не способен Мадуро. И дело не только в различии характеров. Чавес чувствовал себя сильным и был уверен в себе, чего не скажешь про нынешнего президента Венесуэлы.
И всё же факт остается фактом: именно Уго Чавес назвал Мадуро в качестве своего преемника, хотя очень многие чависты с самого начала предсказывали, что добром это не кончится. Впрочем, ошибка команданте в выборе наследника была всё же не случайной. На протяжении всего периода боливарианской революции в руководстве республики и в рядах сторонников новой власти постоянно боролись несколько течений. Одна часть боливарианцев выступала за развитие структурных реформ, за активную политику развития, за создание новых производственных отраслей и рабочих мест, а главное за то, чтобы нефтяные доходы инвестировать в экономические преобразования.
Можно было, как предлагали многие, уничтожить трущобы, развернув программу масштабного жилищного строительства, проводить реальное импортозамещение и диверсификацию производства, организовать массовую подготовку кадров для промышленности, инвестировать в науку. Другая часть аппарата власти считала, что всё это совершенно излишне. Достаточно перераспределять нефтяные доходы, повышая уровень жизни жителей трущоб, но не меняя их образ жизни.
Бюрократия, к которой быстро присоединился аппарат вновь созданной Социалистической объединенной партии, выступала против радикальных перемен, грозивших нарушить её благополучие.
В течение нескольких лет эта борьба привела к тому, что из аппарата власти были последовательно вычищены как технократы-модернизаторы, носившиеся с проектами использования нефтяных доходов для развития страны, так и революционные романтики, мечтавшие об изменении народного образа жизни, освобождении низовой инициативы и вращении масс в действительных хозяев страны. Политика перераспределения заменила политику развития.
Николас Мадуро был типичным представителем бюрократической фракции внутри правящей группы. Её победа во внутрипартийной борьбе предопределила и выбор Чавеса, который должен был считаться с мнением своего политического аппарата. Мадуро был лоялен, лишен инициативы и исполнителен. Он вполне подходил на роль заместителя смертельно больного президента, который сохранял высокий авторитет в обществе, но всё менее был способен направлять политический процесс. Увы, став президентом, Мадуро продемонстрировал, что одно дело быть лояльным заместителем лидера, а другое — управлять самому. Будучи до мозга костей бюрократом, он оказался не в состоянии принимать самостоятельные решения в условиях кризиса.
Власть утратила поддержку рабочего класса, стремившегося играть самостоятельную роль в управлении производством, поссорилась с новыми профсоюзными лидерами, которых прежде сама продвинула на руководящие посты, чтобы сменить прежних коррумпированных профсоюзных бюрократов. А после того, как кончились нефтяные деньги, правительство потеряло и поддержку деклассированных жителей фавел. Перераспределительные меры продолжались, но они уже не компенсировали неприятностей, порожденных экономическим кризисом. Победив своих оппонентов внутри революционного лагеря, бюрократия осталась один на один с оппозицией, активно использующей её слабость.
По существу революционная инициатива была удушена венесуэльской бюрократией задолго до того, как развернулся нынешний политический кризис. И происходящие сегодня события — лишь результат глубинных перемен, произошедших в самом боливарианском лагере.
Да, революция в Венесуэле терпит поражение. И не только из-за действий её противников, но и из-за бюрократического перерождения самой власти.
Что, надо признать, происходило уже со многими прогрессивными и революционными режимами.
Но значит ли это, что работа, начатая Чавесом и его сторонниками в 2000-х годах, оказалась напрасной? Отнюдь нет. Не только венесуэльское, но и в целом латиноамериканское общество радикально изменилось благодаря боливарианской революции. Резко повысился уровень образования масс, была ликвидирована неграмотность. Миллионы людей получили доступ к медицинской помощи. А главное, они обрели уверенность в себе и достоинство. И даже сейчас, если многие из них выступают против правительства в Каракасе, они чувствуют себя полноценными гражданами именно потому, что Чавес в своё время очень многое изменил в их образе жизни и образе мысли. Именно поэтому Уго Чавес останется для Венесуэлы и Латинской Америки одним из главных её политических героев, наряду с Боливаром, Сандино и Кастро.
Уроки Венесуэлы надо изучать. И один из уроков (впрочем, не новых), который она преподала левым в других странах, состоит в том, что безоглядная, некритическая поддержка лидера или движения — собственного или иностранного — чревата, как минимум, тяжелыми разочарованиями, а как максимум — политическими неудачами. Революция делает критическую работу по отношению к старому обществу, но сама нуждается в постоянной критике и самокритике.
Венесуэльская революция зашла в тупик, но она сделала большую преобразующую работу. И эта работа не только не была напрасной, она скажется на будущем континента.
Как тут не вспомнить Жана-Поля Сартра, сказавшего перед смертью: «от неудачи к неудаче идет вперед прогресс человечества».
