Абсурд как логика режима
Каждая неделя, а порой и каждый день приносят нам сообщения об очередных арестах, судах, увольнениях и штрафах. Похоже, власть, запустив репрессивный механизм, не знает где остановиться. И как.
В Хабаровске за политически «неправильные» изображения арестован художник Максим Смольников (Хадад), ему грозит 7 лет заключения.
Из московского метро уволено не менее 50 человек по подозрению в политической нелояльности. Столичная полиция продолжает ходить по домам, разыскивая людей, появлявшихся на митингах в защиту Навального или просто проходивших по центральным улицам столицы в эти «неправильные» дни.
Но, конечно, центральным событием последнего времени стал суд над лидером «Движения за новый социализм» Николаем Платошкиным. Прокуратура потребовала приговорить его к 6 годам тюрьмы за якобы призывы к беспорядкам, выразившиеся… в том, что Платошкин агитировал своих сторонников пойти на избирательные участки и голосовать против поправок к конституции. И да, он считал, что в случае фальсификации надо будет протестовать. Не устраивать уличные беспорядки, а мирно выразить своё неодобрение. Кстати, приравнивая требование защищать честный подсчет голосов к подрыву государства, власть сама признает, что честность и добросовестное выполнение демократических процедур с нынешним режимом несовместимы.
Показательно, что и суд и прокремлевские комментаторы прямо признали, что ничего незаконного в высказываниях Платошкина не было. Но суть обвинения в том, что он «подразумевал» не то, что говорил. А власть сама решает как интерпретировать те или иные высказывания. И надо сказать, интерпретирует их отнюдь не в свою пользу. Всё это очень напоминает теории Зигмунда Фрейда и выявляет признаки нечистой совести. Причем — на уровне коллективного бессознательного (тут уже Эриха Фромма можно вспомнить).
Но шутки шутками, а человека отправили под суд и осудили за то, чего он, по признанию самого же суда, не делал, но мог или предположительно хотел сделать. Ему в буквальном (именно в прямом, буквальном) смысле вменили мыслепреступление. Это, конечно, юридическая новация. Отныне нет даже необходимости фальсифицировать доказательства или выбивать признания подсудимого как на московских процессах 1937 года, достаточно того, что власть обрела способность «читать мысли» обвиняемого. И в этом отношении они рискуют зайти очень далеко. Потому что если начнут читать мысли большинства населения России, то перед ними разверзнется бездна.
Есть тут ещё один поучительный момент, характеризующий психологию нынешних правящих кругов. Ни для кого не секрет, что на определенном этапе, давая Платошкину возможность много выступать по телевидению, власти надеялись использовать его в своих играх. Но человек оказался самостоятельный, с убеждениями и контролировать его действия так, как планировали, не получилось. А потому Платошкину просто мстят. Чиновники из президентской администрации не могут простить ему своего собственного просчета. И не могут смириться с мыслью, что у кого-то имеются принципы и убеждения, которые нельзя поменять или подкорректировать по приказу или за деньги.
Конечно, многие высказывания и политические проекты Платошкина были довольно наивны, но возможно именно этим он и притягивает к себе многих людей, не особенно озабоченных тонкостями теории. Выпускать его на телеэкран было со стороны власти большой ошибкой.
Итог суда над Николаем Платошкиным многие почему-то интерпретируют как победу защиты или как хороший исход. Да, конечно, радует, что человека выпустили из-под домашнего ареста. Но 5 лет условно и гигантский штраф за мысли, которые каким-то чудесным способом суд сумел прочитать в его голове, это в любом случае надругательство над законом и логикой.
Увы, приученные к произволу и абсурду граждане с облегчением вздохнули: не замучили человека до смерти, и то хорошо. Но в том-то и беда, что по данному делу любой приговор кроме полного и безоговорочного оправдания является актом произвола, по сути — преступлением. Приходится сказать и повторять снова и снова: преступники у нас не те, кого судят, а те, кто судит.
Даже условное осуждение лишает Платошкина гражданской дееспособности. Он не может баллотироваться на выборах, над ним висит постоянная угроза замены условного срока реальным. Значит, ему нежелательно выступать на публичных мероприятиях, которые власть произвольно может обозначить как «несанкционированные» (как известно, уже были случаи, когда даже разрешенное мероприятие задним числом или по ходу дела «переквалифицировали» в незаконное).
Вырисовывается определенная логика поведения власти, которая скорее всего повторится в суде над Смольниковым и в других аналогичных делах. Сначала потребовать зверского и абсурдного приговора. Потом вынести приговор чуть менее зверский и немного менее абсурдный. И все радуются, считая это победой здравомыслия и справедливости.
Собственно такое постепенное приучение народа к абсурду и сведение любых надежд к оценке шансов на физическое выживание, и является долгосрочной основой психологической стратегии власти. В Кремле уже даже не пытаются завоевать поддержку большинства. Единственной опорой власти остаются 15-20% населения, которые будут поддерживать любое начальство, просто потому что оно является начальством (если завтра президентом станет Навальный, Платошкин или мой кот Степан, они и их будут поддерживать, причем с таким энтузиазмом, которого никогда не дождетесь от идейных сторонников). Такие люди, хоть никогда и не выступят против, не станут и защищать власть. Однако этого и не требуется. Власти от нас нужна не поддержка, а пассивность и привычка.
Массовые увольнения заподозренных в нелояльности работников московского транспорта свидетельствуют о том, что на определенном этапе такая стратегия работает. В условиях фатального дефицита солидарности, характерного для нашего общества, опасаться бунта работников не приходится. По крайней мере — пока. И по такому поводу. Ведь если бы нечто подобное попытались сделать в какой-либо западноевропейской столице, то на следующее утро метро бы уже бастовало. А может быть и весь общественный транспорт.
И дело даже не в страхе. Не так уж наши люди запуганы. В конце концов, пока нет ни концлагерей с тысячами политзаключенных, ни сотен пропавших без вести, ни массовых расстрелов. Если это и диктатура, то всё ещё относительно мягкая (кто думает иначе, расспросите историков или специалистов по Латинской Америке).
Главный союзник власти не страх, а апатия. Абсурд, принятый большинством как норма, перестает быть абсурдом и становится новой логикой.